Лирика звезда полей сосен шум автор. Николай рубцов. Прослушивание песни “Букет” А. Барыкина или “Малиновый звон” в исполнении Н. Гнатюка
Сборники и отдельные издания
Поэзия
1. Лирика: [С крат. биогр. справкой].- Вологда: Сев.-Зап. кн. изд-во. 1965.- 40 с.: портр.
2. Звезда полей : Стихи / Худож. А. Бучнев.- М.: Сов. писатель, 1967.- 111 с.
3. Душа хранит / [Худож. В. Иванов].- Архангельск: Сев.-Зап. кн. изд-во, 1969.- 95 с.: портр.
4. Сосен шум: Стихи.- М.: Сов. писатель, 1970.- 86 с.: портр.
5. Зеленые цветы. - М.: Сов. Россия, 1971.- 143 с.: портр.
6. Последний пароход: Стихи / [Предисл. С. Викулова; Худож. В. Сергеев].- М.: Современник. 1973,- 142 с.: портр., цв.ил.
7. Избранная лирика / Сост. [и авт. послесл.] В. Оботуров; Грав. на дереве Г. и Н. Бурмагиных.- Вологда: Сев.-Зап. кн. изд-во, 1974.- 159 с.: ил., портр. на суперобл.- (Б-ка сев. поэзии).- То же.- 2-е изд., испр.- Архангельск: Сев.-Зап. кн. изд-во, 1977.- 159 с.: ил., портр. на суперобл.
8. Первый снег / [Оформ. Г.Бурмагиной].- Вологда: Сев.-Зап. кн. изд-во, 1975.- 16 с., ил.- Для детей мл. шк. возраста.
9. Подорожники / [Крат. предисл. ред.]; Сост. и авт. предисл. В. Коротаев; [Худож. В. Сергеев].- М.: Мол. гвардия, 1976.- 302 с.: портр., ил.- Библиогр.: с.296.
10. Первый снег / [Худож. Б. Лупачев).- Барнаул: Алт. кн. изд-во, 1977.- с.: грав.- Стихи для детей мл. шк. возраста.
11. Стихотворения (1953-1971) / [Предисл. В. Кожинова; Ксилография Н. Калиты].- М.: Сов. Россия, 1977.- 239 с. : портр.- (Поэтич. Россия).
Разд.: Волны и скалы (1953-1962); Звезда полей (1962-1966); Сосен шум (1966-1969); Зеленые цветы (1969-1971).
12. Всей моей любовью и тоской: Лирика / [Крат. предисл. ред.; Сост. и авт. послесл. Л. Урушева; Оформ. Р.Климова].- Архангельск: Сев.-Зап. кн. изд-во, 1978.- 78 с.: портр., ил.- (Поэты Севера. Кн. полка подростка).
13. Зеленые цветы: Стихи / [Худож. Б. Лупачев].- Барнаул: Алт. кн. изд-во, 1978.- 128 с.- Для сред. и ст. возраста.
14. Ласточка / [Худож. В. Аверкиев].-Кемерово: Кн. изд-во. 1978.- с.: цв.ил.- Для дошкольников.
15. Стихотворения / Сост. [и авт. предисл.] В. Оботуров; Рис. Л. Бирюкова.- М.: Дет. лит.. 1978.- 191 с.: портр.. ил.- (Поэтич. б-чка школьника).- Для ст. возраста.
16. Избранное / Вступ. ст. С. Викулова; Сост. С. Викулова и В. Оботурова; Примеч. и подгот. текста В. Оботурова; [Оформ. худож. С. Томилина].- М.: Худож. лит., 1982.- 319 с., 1 л. портр.- Алф. указ. стихотворений: с. 303-311; Библиогр.: с. 312.
Разд.: Из книги «Лирика», 1965; Из книги «Звезда полей», 1967; Из книги «Душа хранит», 1969; Из книги «Сосен шум», 1970; Из книги «Зеленые цветы», 1971; Стихи разных лет.
17. Про зайца: Стихи / [Сост. В. Оботурова; Рис. А. Демыкина).- М.: Дет. лит.1983.- 14 с.: цв. ил.- (Для маленьких).- Для дошк. возраста- То же.- 1986; То же / Худож. Н. Левинская.- М.: Дет. лит., 1989.- с.: цв. ил.- (Для маленьких).- Для дошк. возраста; То же.- 1993.
18. Стихотворения / Сост. [и ант. предисл.] В. Кожинов; Оформ. Б. Диадорова.- М.: Сов. Россия. 1983.- 172 с.- (Сел. б-ка Нечерноземья).
Разд.: Волны и скалы (1953 -1962); Звезда полей (1962-1966); Сосен шум (1966-1969); Зеленые цветы (1969--1971).
19. Лирика / Сост. В. Оботуров; Худож. Ю. Коннов.- М.: Современник, 1984.- 294 с.: грав.
20. Посвящение другу / [Предисл. С. Викулова]; Сост. (и авт. примеч.] В. Оботуров; Худож. Б. Непомнящий.- Л.: Лениздат. 1984.- 254 с.: портр., ил.- Библиогр.: с. 247-249.
Разд.: Тайна и слово; Меняя прежние черты; Звезда полей горит, не угасая...; Меня звала моя природа; Я люблю судьбу свою.
21. Звезда полей=Lauku zvaigzne / (Сост. и авт. предисл. на латыш. яз. И. Аузинь; Пер. на латыш. яз. И. Аузинь и Р. Ремас).- Riga: Liesmа. 1985.- 110 с.: портр.- Текст парал. рус., латыш.- (1000 rindu = 1000 строк).
22. Подорожники / [Крат. предисл. ред.]; Сост. и авт. предисл. В. Коротаев; Грав. В. Сергеева.- 2-е изд., доп.- М.: Мол. гвардия, 1985.- 318 с.: портр., грав.- Библиогр.: с. 311.
Разд.: Стихотворения, 1962-1971; Из ранних стихов, 1957-1962.
23. Стихотворения / Вступ. ст., сост. и коммент. В. Оботурова; [Худож. Р. Климов].-- Архангельск: Сев.-Зап. кн. изд-во, 1985.- 191 с.: портр.- (Рус. Север).
24. Звезда полей: [С крат. биогр. справкой] / Худож. В. Костицын.- М.: Сов. Россия, 1986.- с.: цв. ил.-Для детей мл. шк. возраста.
25. Стихи / Сост. и предисл. В. Кожинова; Оформ. худож. А. Серебрякова.- М.: Худож. лит., 1986.- 342 с., 1 л. портр.- (Б-ка сов. поэзии).
Разд.: Из ранних стихов, 1953-1962; Стихи, 1962-1970; Стихи неизвестных лет.
26. Песни на стихи Николая Рубцова / Сост. Н. Шантаренков; [Предисл. С. Викулова]; Муз ред. В. Фидлер.- М.: Сов. Россия, 1989.- 128 с.: нот.- (Б-чка «В помощь худож. самодеятельности»; № 11).
27. Видения на холме : Стихи, пер., проза, письма: (С автобиогр.) / Вступ. ст. и сост. В. Коротаева: Худож. В. Сергеев.- М.: Сов. Россия, 1990.- 397 с., 1 л. портр., 16 л. фот.: ил.
28. Про зайца: Стихи / [Предисл. Н. Старшинова]; Худож. В. Чапля.- М.: Малыш. 1990.- с.. цв. ил,- Для мл. шк. возраста.
29. Luulet = Стихотворения / (Сост. и авт. послесл. на эст. яз. И. Таэл]; Худож.-оформ. Т. Винт.- Таллинн: Eesti raamat, 1990.- 142 с.- Текст парал. рус., эст.
30. Добрый Филя / [Худож. Н.Мишуста].- Вологда: Вестн., 1991.- 16 с.: ил.
31. «Мурманский стан» / (Послесл. В.Тимофеева.- Мурманск): Рус. север, 1991- с.: портр.
32. Россия, Русь! Храни себя, храни!: Стихи, пер., воспоминания, проза, письма: [С автобиогр.] / Вступ. ст., [послесл.] и сост. В. Коротаева; Худож. В. Сергеев.- Вологда: ИЧП «Крис-Кричфалуший», 1991.- 448 с.: портр., ил.- На пер.: 1.
Разд.: Стихотворения, 1962-1971; Из ранних стихов, 1957-1962; Стихи разных лет; Переводы: X. Дзаболов (осет. яз.); Г. Багандов (дарг. яз.); Воспоминания. Проза; Письма.
33. Россия, Русь! Храни себя...: Стихи / Сост. В. Сафонов; [Худож. А. Салтанов].- М.: Воениздат, 1992.- 383 с., 1 л. портр.: ил.
Разд.: Лирика; Из ранних стихов (1953- 1962). Помимо стихов Рубцова, включ. также воспоминания В. Сафонова «Николай Рубцов».
34. Русский огонек: Стихи, пер., воспоминания, проза, письма: [С автобиогр. / Вступ. ст. В. Коротаева].- Вологда: Вестн., 1994.- 425 с.. 8 л. фот.; 1 л. портр.-На пер.: 1.
Разд.: Стихотворения, 1962-1971; Из ранних стихов, 1957-1962; Стихи разных лет; Переводы: X. Дзаболов (осет. яз.); Г. Багандов (дарг. яз.); Воспоминания; Письма.
36. Осенняя луна: Кн. избр. лирики / Сост. [и авт. послесл.] О. Дмитриев.- М.: Моск. рабочий, 1996.- 175 с., портр. на обл.
Разд.: До конца, до тихого креста...; Улетели листья с тополей...
36. Прощальная песня: Сб. стихотворений / Сост. и авт. вступ. ст. В. Коротаев; Оформ. худож. В. Серебрякова.- М.: Рус. кн.. 1996.- 303 с.: портр.- (Поэтич. Россия).-То же.- 1997.
Разд.: Стихотворения, 1962-1971; Из ранних стихов, 1957-1962.
37. Николай Рубцов. Вологодская трагедия: [С автобиогр.] / Сост., подгот. текстов Н. Коняева; На фронт. Н. Рубцов. Рис. В. Клыкова.- М.: Эллис Лак. 1997.- 463 с.: портр.
Из содерж.: Разд.: Волны и скалы; Звезда полей; Сосен шум; Зеленые цветы; Стихи, не включавшиеся при жизни поэта в сборники; Письма. Помимо стихов и писем Н. Рубцова, в кн. включ. также монография Н. Коняева «Путник на краю поля» и след. воспоминания: Горбовский Г. Долгожданный поэт; Кожинов В. В кругу московских поэтов; Романов А. Искры памяти; Коротаев В. «Гиря дошла до полу...».
38. Стихи . Ростов н/Д., изд-во "Феникс", 1998.
Из содерж.: Разд.: Из ранних стихов 1958-1962; Стихи 1962-1970; Стихи неизвестных лет; Помимо стихов Н. Рубцова, в кн. включ. также повесть Н.Коняева "Ангел Родины".
39. Стихотворения. Составитель, автор вступит. статьи и примечаний В.В.Кожинов. - М., Профиздат, 1998, 350с.
40. Избранное . Составитель А.Заиванский. СПб., изд-во "Диамант", 1998.
41. Улетели листья... М:Эксмо-Пресс, 1998
Разд.: В краю, не знающем печали; Полюби и жалей; Тихая моя Родина; Когда души не трогает беда; До конца, до тихого креста; Диво дивное.
42. Звезда полей . Составление, подготовка текстов Л.А.Мелкова, Н.Л.Мелковой. - М.:Воскресенье, 1999.
43. Последняя осень . М:Эксмо-Пресс, 1999
Стихотворные тексты Н. Рубцова см. также в нотных изданиях: Гурьев Ю. Семь хоровых поэм на стихи Николая Рубцова: Без сопровожд.- М.: Сов. композитор. 1987.- 44 с.: Головин А. Простые песни: Кантата на стихи Н. Рубцова: Для меццо-сопрано, баса, фп. и камер, оркестра: Партитура.- М.: Сов. композитор. 1991.- 87 с.- Тит. л. парал. рус.. англ.
Кроме композиторов, указанных в настоящем разделе и разделе «Публикации в периодических изданиях и коллективных сборниках», музыку на тексты Н. Рубцова писали также М. Алексеев, И Арсеев, Ю. Багрий, А. Барыкин, Г. Белов, Ю. Беляев. В. Берковский, К. Волков, Б. Грабовский. Н. Гринчук, Д. Долалев, Н. Драчков, А. Дулов, В. Дьяченко, И. Егиков, М. Ермолаев, В. Ефремов, Г. Заволокин, Ю. Зыслин, А. Иванов, Н. Иванова, Н. Карш, Ю. Коломников, Е. Комелькова, С. Круль, Н. Кудрин, И.Левин, К. Линк, С. Маги, Р. Мануков, Е.Матвеев, К. Молчанов, А. Морозов, С. Нагибин. М. Новоселов, Т. Островская, К. Пак, М. Парцхаладзе, В. Пьянков, В. Рубин, Б. Ривчун, В. Рябов, В. Салманов, Ю. Симакин, С. Сиротин, Н. Сметанин, А. Смирнов, Ю. Смирнов, В. Стрелков, В.Студенцов, В. Стуков, Н. Тюрин, А. Хазов, А. Харютченко, В. Шибаев, А. Шилов, Д. Ширяев. Г. Шумилов, Р. Щапин, Е. Щекалев, А. Яцевич.
- Познакомить с жизнью и творчеством поэта.
- Помочь понять чувства лирического героя.
- Развивать воображение и внутренний слух учащихся.
Ход урока
В его прищуре открывалась мне
Печаль по бесконечному раздолью,
По безнадежно брошенной земле,
Ну, словом, всё,
Что можно звать любовью.
Станислав Куняев
1. Организационный момент.
2. Объявление темы урока.
– Как вы понимаете слова Куняева?
(В глазах Н. М. Рубцова можно увидеть бесконечную любовь к родной земле)
3. Биография Н. М. Рубцова
Ученик: Рубцов Николай Михайлович – русский поэт – родился в 1936 году в поселке Емецк Архангельской области. Сын погибшего в Великую Отечественную войну политработника, с шести лет потерявший мать, воспитывался в детских домах. Учился в лесотехническом техникуме в Тотьме. С 16 лет скитался по стране, был библиотекарем, кочегаром на рыболовном судне, нес срочную службу на Северном флоте, работал в Ленинграде на Кировском заводе (кочегаром, слесарем и т. п.). В 1962 – 69 гг. учился в Литературном институте имени М. Горького. Трагически погиб в результате тяжелой бытовой ссоры в 1971 году. Печатался с 1962 г. Опубликовал сборники “Лирика”, “Звезда полей”, “Душа хранит”, “Сосен шум”, “Зеленые цветы”. Посмертно издан его последний сборник “Подорожники”.
4. Учитель:
Лирика Рубцова очень мелодична и напевна. Ее называют тихой, светлой, родниковой. На его стихи написано много известных песен. Одно из таких стихотворений “В горнице”.
Ученик: Николай Рубцов. “В горнице”.
В горнице моей светло.
Это от ночной звезды.
Матушка возьмет ведро,
Молча принесет воды…
Красные цветы мои
В садике завяли все.
Лодка на речной мели
Скоро догниет совсем.
Дремлет на стене моей
Ивы кружевная тень,
Завтра у меня под ней
Будет хлопотливый день!
Буду поливать цветы,
Думать о своей судьбе,
Буду до ночной звезды
Лодку мастерить себе…
5. Прослушивание песни “Букет” А. Барыкина или “Малиновый звон” в исполнении Н. Гнатюка
6. Учитель:
– Не менее мелодично стихотворение “Звезда полей”
(Учитель читает вслух стихотворение или прослушивание в исполнении заслуженного артиста Б. Галкина фонохрестоматии к учебнику “Литература. 6 класс” под ред. В. Я. Коровиной)
– О чем это стихотворение? Определите его тему. (Любовь к родине)
7. Работа в группах по методике Ривина для изучения стихов.
I. Работа с собственной строфой.
- Работа с ассоциациями.
- Прочитайте напарнику, у которого закрыты глаза, свою строфу. Выслушайте ассоциации напарника.
- Прослушайте чтение напарником той же строфы, закрыв глаза. Поделитесь с ним своими ассоциациями.
- Прочитайте строфу, объясняя значение каждого слова, словосочетания, отвечая на вопрос: почему стоит это слово, а не другое. Что хотел автор сказать? Что хотел, чтобы почувствовали мы?
- Прочитайте выразительно свою строфу.
- Отстучите ритм своей строфы.
- Попытайтесь прочитать напарнику строфу наизусть.
Помощь напарнику в проработке его строфы.
Поменяйтесь ролями, см. пункт I (1-4).
III. Смените напарника. Попытайтесь выразительно прочитать изученные строфы своему новому напарнику. Работайте над новой строфой с напарником по пунктам I-II.
IV. Помогите напарнику. Выслушайте изученные им строфы стихотворения. Дальше работайте по пункту I (1-4)
- Если вы глубоко проработали строфу с напарником, она запоминается независимо от силы вашей памяти.
- Вам не нужно заучивать строфы ваших напарников.
- Если вы не запомнили свое стихотворение, обратите внимание на качество своей работы в парах.
8. Учитель:
– О чем стихотворение? (восхищение, радость, грусть при встрече с малой родиной)
Стихотворение, проникнутое грустью называется элегией
– Как можно объяснить название стихотворения?
(Возникает образ Вифлеемской звезды, которая указывает путь к Богу. По этому пути старается идти сам автор).
9. Чтение стихотворения наизусть в группах и индивидуально.
10. Проверочный тест по стихотворению Н М. Рубцова “Звезда полей”
А1. Какой художественный образ связан в сознании лирического героя с родиной?
1) земля; 3) звезда полей;
2) белый свет; 4) солнечный луч.
А2. Ведущей в стихотворении является тема:
1) узничества; 3) родины;
2) одиночества; 4) свободы.
А3. Как называется художественно-выразительное средство, которое используется в следующих словосочетаниях: “во мгле заледенелой”, “лучом приветливым”, “над зимним серебром”?
1) эпитет; 3) олицетворение;
2) метафора; 4) сравнение.
А4. Лирический герой стихотворения:
1) страдает от одиночества;
2) счастлив, пока горит “звезда полей”;
3) никогда не вспоминает о “звезде полей”;
4) боится изменений в судьбе.
В1. выпишите словосочетание из второй строфы, которое является для поэта символом родины.
В2. Укажите художественно-выразительное средство, которое используется в сочетаниях: “звезда полей”, “горит звезда”, “восходит ярче”.
В3. Определите стихотворный размер, которым написано стихотворение.
С1. Какое чувство охватывает лирического героя стихотворения Н. Рубцова, когда он вспоминает родину?
Домашнее задание (на выбор учащихся):
- Подобрать из дополнительной литературы для выразительного чтения стихотворение Н. М. Рубцова.
- Выучить наизусть “Звезда полей”.
Николай Михайлович Рубцов (3.01.1936 г. – 19.01.1971 г.) – детдомовец в годы второй Великой Отечественной войны, студент лесного техникума в Тотьме в 1950 – 1952 г.г., моряк Архангельского тралового флота в 1952 – 1953 г.г., студент горно-химического техникума в Кировске (сентябрь1953 г.– январь 1955 г.), слесарь-сборщик на артиллерийском полигоне под Ленинградом с марта по сентябрь 1955 г., моряк Северного флота (1955 – 1959 г.г.), рабочий Кировского завода в Ленинграде (1959 – 1962 г.г.), студент Литературного института имени А.М.Горького (очное отделение - сентябрь 1962 г. – июнь 1964 г.; заочное отделение - январь 1965 г. – май 1969 г.). При жизни поэта опубликованы 4 поэтических сборника: «Лирика» – 1965 г., «Звезда полей» – 1967 г., «Душа хранит» – 1969 г., «Сосен шум»–1970 г. Публикации стихов в газетах и журналах с 1958 года. После гибели Рубцова сборники поэта вышли сотнями тысяч экз., сделаны переводы на ряд европейских языков. Непрерывно народными композиторами осваиваются песни на стихи поэта (более 100 песен). Ежегодный фестиваль «Рубцовская осень» проходит в Вологде в начале сентября. Первый Московский фестиваль песен «Рубцовская весна» состоялся в мае 2005 года. Тематические конкурсы поэзии, прозы и песен на стихи Рубцова проводятся ежегодно библиотекой им. Рубцова С.-Петербурга и первым Московским Рубцовским Центром (Северо-Западный административный округ).
Перед началом спектакля звучат песни «Журавли», «Тихая моя Родина» и др. на стихи Рубцова (из диска Юрия Кириенко-Малюгина «Далёкое»). Начало спектакля открывается песней «В горнице» в исполнении Н.М.Рубцова и его стихотворением «Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны…»
Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны,
Неведомый сын удивительных вольных племён!
Как прежде скакали на голос удачи капризный,
Я буду скакать по следам миновавших времён…
……………………………………………………………………………………….
Россия! Как грустно! Как странно поникли и грустно
Во мгле над обрывом безвестные ивы мои!
Пустынно мерцает померкшая звёздная люстра,
И лодка моя на речной догнивает мели.
И храм старины, удивительный, белоколонный
Пропал, как виденье, меж этих померкших полей.
Не жаль мне, не жаль мне растоптанной царской короны.
Но жаль мне, но жаль мне разрушенных белых церквей.
О сельские виды! О дивное счастье родиться
В лугах, словно ангел, под куполом синих небес.
Боюсь я, боюсь я, как вольная сильная птица,
Разбить свои крылья и больше не видеть чудес.
Боюсь, что над нами не будет таинственной силы,
Что, выплыв на лодке, повсюду достану шестом,
Что, всё понимая, без грусти пойду до могилы…
Отчизна и воля – останься моё божество!
Останьтесь, останьтесь, небесные синие своды!
Останься, как сказка, веселье воскресных ночей!
Пусть солнце на пашнях венчает обильные всходы
Старинной короной своих восходящих лучей!..
Я буду скакать, не нарушив ночное дыханье
И тайные сны неподвижных больших деревень.
Никто меж полей не услышит глухое скаканье,
Никто не окликнет мелькнувшую лёгкую тень.
И только страдая, израненный бывший десантник,
Расскажет в бреду, удивлённой подруге своей,
Что ночью промчался какой-то таинственный всадник,
Неведомый отрок и скрылся в тумане полей.
Ленинград, июль 1962 г., общежитие Кировского завода, стол, кровать, радио, настольная лампа, книги, листы бумаги, авторучка). Входит Николай Рубцов.
Николай Рубцов. Ну, что же. Окунёмся в стихию поэзии. Осталось меньше месяца до экзаменов в институт. Посмотрим ещё раз, что я вставил в свой сборник. (Николай Рубцов читает)
Как я рвался на море.
Бросил дом безрассудно
И в моряцкой конторе
Всё просился на судно.
Умолял, караулил,
Но нетрезвые, с кренцем
Моряки хохотнули
и назвали младенцем.
Так зачем мою душу
Так волна волновала,
Посылая на сушу
Брызги сильного шквала?
Кроме моря и неба,
Кроме мокрого мола,
Надо хлеба, мне хлеба.
Замолчи радиола.
Сел я в белый автобус
В белый тёплый хороший.
Там вертелась, как глобус,
Голова контролёрши.
Назвала хулиганом,
Назвала меня фруктом.
Как всё это погано.
Эх, кондуктор, кондуктор!
Ты не требуй билета,
Увези на толкучку.
Я как маме за это
Поцелую Вам ручку.
И почему это нашим графоманам «Из Нарвской заставы» не понравились эти стихи? Заявили: «Фиалки» мелки по теме. Это же сама жизнь моя! Каждому из них хорошо под крылом у родителей. А мне каково было? В моём тогда Архангельске. В 16 лет – ни кола, ни двора. Я же кричал на рынке, на толкучке:
О, купите фуфайку!
Я отдам за червонец!
Хорошо хоть фуфайку купила старушка. Удалось ещё продержаться неделю на хлебе. Не понравились им ни «Видения в долине», ни «Левитан», ни «Старый конь», ни «На родине». Подавай им, страдальцам от любви моё «Вредная-неверная». (Николай Рубцов читает с сарказмом)
Будь, что будет!
Если я узнаю,
Что не нравлюсь, – сунусь ли в петлю?
Я нередко землю проклинаю,
Проклиная, всё-таки люблю!
………………………………..
Вредная,
Неверная,
Наверно.
Нервная, наверно… Ну и что ж?
Мне не жаль,
Но жаль неимоверно,
Что меня, наверное, не ждёшь!
Не буду я «вредную» включать в сборник. Лучше вот это:
Я весь в мазуте, весь в тавоте.
Зато работаю в тралфлоте.
Посмешил я этих чудачков. Весь в грязи и чего-то радуюсь. А меня хоть на довольствие поставили! Ем до отвала. И робу дали. И не под забором жил. И деньжат после рейса отваливали. Купил хоть пальто на «рыбьем меху», костюмчик, пару рубашек.
Не захотели или не сумели эти несчастные критики увидеть мою колокольную Русь. (Николай Рубцов читает с листа)
И колокольцем каждым в душу –
Любого русского спроси! –
Звонит, как в колокол,
– не глуше, –
звон левитановской Руси!
И старинный русский город Вологду не увидели в стихотворении «Старый конь». (Николай Рубцов припевает)
Я долго ехал волоком
И долго лес ночной
Всё слушал медный колокол,
Звеневший под дугой.
Звени, звени легонечко,
Мой колокол, трезвонь!
Шагай, шагай тихонечко,
Мой добрый старый конь!
А в «Видениях в долине» я сказал такое, до которого этим «друзьям народа» не дойти за всю жизнь:
Россия, Русь – куда я ни взгляну!
За все твои страдания и битвы –
Люблю твою, Россия, старину,
Твои огни, погосты и молитвы…
Твои иконы, бунты бедноты,
И твой степной бунтарский свист разбоя,
Люблю навек твои священные цветы,
Люблю навек, до вечного покоя.
Но кто там снова звёзды заслонил?
Кто умертвил твои цветы и тропы?
Где толпами протопают они,
Там топят жизнь кровавые потопы…
Они несут на флагах чёрный крест!
Они крестами небо закрестили,
И не леса мне видятся окрест,
А лес крестов в окрестностях России…
Основные разделы для сборника я заготовил. Потом дополню. Надо дать сейчас живую струю поэзии. Представлю на экзаменах. Надеюсь, там поймут. Надо добавить что-нибудь повеселей. (Николай Рубцов читает с юмором и горечью)
Сколько водки выпито!
Сколько стёкол выбито!
Сколько средств закошено!
Сколько женщин брошено!
Где-то дети плакали…
Где-то финки звякали…
Чистая житуха это! Ладно, поставлю в сборник. Назову «Праздник в посёлке» Некоторым придуркам такое нравиться. Но такую ерунду больше писать не буду. Детей невинных жалко. «Сколько женщин брошено!». Это всё же не поэзия. Зачем мне кабацкий ход? Есенин уже спускался в этот трюм. Хватит! Да и не до кабаков мне. На что гулять? Утром, когда встанешь, так и:
Стукнул по карману – не звенит.
Стукнул по другому – не слыхать.
В коммунизм – безоблачный зенит –
Полетели мысли отдыхать.
Но очнусь и выйду за порог
И пойду на ветер, на откос
О печали пройденных дорог
Шелестеть остатками волос.
(Николай Рубцов наливает чай, пьёт, размышляет)
А всё-таки хочется в Никольское. Хочется сельских ребят увидеть. На гармошке поиграть. Байки потравить. Посидеть у костра, у речки. Посмотреть, как меняются небесные краски на воде. То свет – радость, а то грусть набегает. Вечерняя синь наплывёт из кустов, из-за поворотов. А потом ночь – тоска.
(Николай Рубцов берёт лист со стихотворением и читает)
И надо мной безсмертных звёзд Руси,
Безмолвных звёзд сапфирное дрожанье…
Что это за «сапфирное»? Надо поискать эпитет подходящий. А то надуманно. Сапфирное? Пурпурное? Алмазное? И дрожанье? (Николай Рубцов думает) Поищу. Надо что-то вечное. А сборник должен получиться. Как же назвать его? Разбиваются ведь волны жизни моей о скалы демагогии, волны любви о скалы ненависти, волны Добра о скалы Зла. Пусть будет «Волны и скалы».
Эх, коня да удаль азиата
Мне взамен чернильниц и бумаг, –
Как под гибким телом Азамата,
Подо мною взвился б аргамак!
…………………………………………………..
Но наверно, просто и без смеха
Ты мне скажешь: «Боже упаси!
Почему на лошади приехал?
Разве мало в городе такси?!»
Не забыть бы, отдать предисловие. Надо Боре сказать, чтобы допечатал вставку в предисловие. (Николай Рубцов читает)
«И пусть не суются сюда со своими мнениями унылые и сытые «поэтические» рыла, которыми кишат литературные дворы и задворки. Без них во всём разберёмся. В жизни и поэзии – не переношу спокойно любую фальшь, если её почувствую. Каждого искреннего поэта понимаю и принимаю в любом виде, даже в самом сумбурном. По-настоящему люблю из поэтов-современников очень немногих».
(Николай Рубцов останавливается, дописывает и читает)
«Чёткость общественной позиции поэта считаю не обязательным, но важным и благотворным качеством. Этим качеством не обладает в полной мере, по-моему, ни один из современных молодых поэтов. Пока что чувствую этот знак на себе. Сборник «Волны и скалы» – начало. И, как любое начало, стихи сборника не нуждаются в серьёзной оценке. Хорошо и то, если у кого-то останется об этих стихах доброе воспоминание». Надо так сказать, чтоб эти всякие рифмоплёты не лезли в нашу поэзию, в поэзию русской души.
(Николай Рубцов включает радио. Звучит песня «Летят перелётные птицы». Николай Рубцов подпевает, выключает радио)
Надо, надо и мне лететь на родину, в Николу. Кто там остался из друзей? Как там живут люди? А добрый Филя там опять вкалывает с утра до ночи. И ничего ему не надо, кроме утренней зари, алмазов по росе, морошки, рыжиков, рыбёшки. Ничего кроме лошади, козы и горластых петухов по утрам, перед покосом. Необходимы никольские рассветы и закаты!
А для послесловия в сборник поставлю свою идиллию – «Лесной хуторок».
Я запомнил, как чудо,
тот лесной хуторок,
Хутор – это не худо
это мир, не мирок!
Там в избе деревянной,
без претензий и льгот,
так, без газа, без ванной,
добрый Филя живёт.
Филя любит скотину,
Ест любую еду,
Филя ходит в долину,
Филя дует в дуду!
Мир такой справедливый,
даже нечего крыть…
– Филя! Что молчаливый?
– А о чём говорить?
В паузе между сценами звучит «Осенняя песня» в исполнении Николая Рубцова
Изба в селе Никольском (кушетка, печка, окошко, икона в углу, на стене рамка со старыми фотографиями, на столе книги, лампа). Николай Рубцов выходит из-за стола. Читает не спеша:
Тихая моя родина!
Ивы, река, соловьи…
Мать моя здесь похоронена
В детские годы мои.
Где же погост? Вы не видели?
(Николай Рубцов останавливается, обращается к залу, пауза, читает дальше)
Сам я найти не могу.
Тихо ответили жители:
– Это на том берегу.
Тихо ответили жители,
Тихо проехал обоз.
Купол церковной обители
Яркой травою зарос.
Там где я плавал за рыбами,
Сено гребут в сеновал:
Между речными изгибами
Вырыли люди канал.
Тина теперь и болотина
Там, где купаться любил…
Тихая моя родина,
Я ничего не забыл.
Ходил в лес, за Толшмой. Рыжиков принёс. И опять церковь моя престольная на пути. Под берёзами какой-то одинокий крест. Без слёз не насмотришься. Почему церковь рушили? Слава Богу, не доломали. И теперь хоть 4 евангелиста на фресках под куполом остались. Смотрят, смотрят сверху на любопытных.
Эх, не забыть мне хозяйку избы в ноябре прошлого года. Мог бы замёрзнуть на том незнакомом пути. Какие же добрые русские люди! И валенки она мне дала. А то бы по морозу и не дойти до Николы. До Леночки, до Геты.
Какая глушь! Я был один живой.
Один живой в бескрайнем мёртвом поле!
Вдруг тихий свет (пригрезившийся, что ли?)
Мелькнул в пустыне,
как сторожевой…
Я был совсем как снежный человек,
Входя в избу (последняя надежда!)…
Сколько же горя принесла война! У бабушки никого не осталось. Один Господь. И вот в этой спасительной избе, у немолодой уже хозяйки я, наконец, увидел, увидел главное:
Как много жёлтых снимков на Руси
В такой простой и бережной оправе!
И вдруг открылся мне
И поразил
Сиротский смысл семейных фотографий:
Огнём, враждой
Земля полным-полна,
И близких всех душа не позабудет…
Скажи, родимый,
Будет ли война? –
И я сказал: – Наверное, не будет.
И вот так в каждой русской семье с фотографий смотрят погибшие дети, братья, отцы и деды. Вражда – вот главная причина всяких бед и войн. И вот хозяйка – простая русская женщина сообщает такую народную мудрость, до которой ещё долго идти многим сильным мира сего:
Дай Бог, дай Бог…
Ведь всем не угодишь,
А от раздора пользы не прибудет… –
И вдруг опять:
Не будет, говоришь?
Нет, – говорю, – наверное, не будет.
Дай Бог, дай Бог…
Хозяйка заботится уже не о себе, а о живущих где-то, за избой близких и далёких и даже об ушедших. И просит она Бога, чтобы не было войны: – Дай Бог, дай Бог! Не мог я дать ей уверенную надежду. Не мог! Это не от меня зависит! Утешить могу. И расплатиться могу только копейками. Это ей на пару батонов хлеба. А она мне говорит:
Господь с тобой! Мы денег не берём!
Что ж, – говорю, – желаю вам здоровья!
За всё добро расплатимся добром,
За всю любовь расплатимся любовью…
А я только благодарю русский огонёк:
Спасибо, скромный русский огонёк,
За то, что ты в предчувствии тревожном
Горишь для тех, кто в поле бездорожном
От всех друзей отчаянно далёк,
За то, что, с доброй верою дружа,
Среди тревог великих и разбоя
Горишь, горишь как добрая душа,
Горишь во мгле, – и нет тебе покоя…
И будь она проклята война и все, кто продолжает её и наживается на ней. (Николай Рубцов смотрит в окно, призадумывается)
А какие у нас деревни на холмах! Просторы, дай Бог! Небо видно всё полностью, от горизонта до горизонта. Не то, что в городе. И лошадь можно встретить. Пасётся, никому не мешает. И работает, как лошадь. Люди в селе, умные, оригинальные, большинство с великолепным чувством юмора. Играешь просто в карты, так можно до смерти нахохотаться! Разные люди, добрые и скупые, мрачные и весёлые, но все интересные почему-то.
(Николай Рубцов читает из стихотворения «По вечерам)
С моста идёт дорога в гору.
А на горе – какая грусть! –
Лежат развалины собора,
Как будто спит былая Русь.
……………………………..
Какая жизнь отликовала,
Отгоревала, отошла!
И всё ж я слышу с перевала,
Как веет здесь, чем Русь жила!
Всё также весело и властно
Здесь парни ладят стремена,
По вечерам тепло и ясно,
Как в те былые времена…
Всё-таки, нет худа без добра. Ну, исключили меня из Литературного института, с дневного отделения, выбросили из общежития. Первый раз из-за Сергея Александровича Есенина. Я же за него вступился. Как же! (Николай Рубцов – с сарказмом) Эти спецы по образованию не включили Есенина в школьные программы. Представляете?! Ну, я и высказался. А меня выкидывать стали из зала, протокол состряпали и в институт послали. А надо отогнать врагов нашего Есенина от кормушки. Они же не понимают стихии русской души и поэзии. И я как Есенин – настоящий русский поэт. Я не хвалюсь. Я констатирую.
Посмотрим, а что я написал Яшину. Александру Яковлевичу. А то он не знает моё Никольское. (Николай Рубцов читает)
«Здесь великолепные (или мне только кажется) холмы по обе стороны неширокой реки Толшмы, деревни на холмах (виды деревень), леса, небеса. У реки, вернее, над рекой, сразу у въезда в Николу (так здесь коротко называется село), под берёзами – разрушенная церковь. В этой местности когда-то я закончил семь классов (здесь для души моей родина), здесь мне нравится, и я провожу здесь уже второе лето.
Село это культурное: выписывают всевозможные газеты. Я тоже иногда читаю их. Читал в «Вологодском комсомольце» Ваши стихи. Очень, очень обрадовался Вашей фамилии в газете и Вашим стихам.
Вообще-то «Вологодский комсомолец» – газета унылая. Печатает удивительно неуклюжие, пустяковые «современные» стихи. Уж сколько раз твердили миру, что мы молотобойцы, градостроители и т.п., и всё твердят, твердят! А где лиризм, естественность, звучность? Иначе, где поэзия? Да ещё многие из пишущих со своим легкомысленным представлением об этом деле носятся, как курица с яйцом! Впрочем, это сейчас широко распространено на Руси... (Николай Рубцов наливает чай, пьёт)
В это лето напечатали две подборки моих стихов. В «Октябре» и в «Юности». Подборка в «Юности» никуда не годится. Я не согласился бы печатать её, если б в это лето мне не очень потребовались деньги. Да ещё так отредактировали кое-какие места… В результате рифма стала безвкусной.
А всё-таки, если б не Вы: сидеть бы мне сейчас за железной решёткой, распевать бы да слагать тюремные песенки, да клевать бы, как птица, клюкву на болоте во время перекуров. Да ходил бы за мной стражник с огромным таким штыком!
Здесь за полтора месяца написал около сорока стихотворений. В основном, о природе, есть и плохие и есть вроде ничего. Но писал по-другому, как мне кажется. Предпочитал использовать слова только духовного, эмоционально-образного содержания, которые звучали до нас сотни лет и столько же будут жить после нас».
(Николай Рубцов задумался) Опять вчера видел журавлей в лугах. Играются, кричат. Готовятся к отлёту. И зачем это они прилетают именно к нам? Что там Тютчев сказал о журавлях?
(Николай Рубцов берёт книгу Тютчева, листает). А вот его стих.
Как тихо веет над долиной
Далёкий колокольный звон,
Как шум от стаи журавлиной, –
И в звучных листьях замер он.
А «сын севера» – Фет, что пишет? (Николай Рубцов берёт книгу, находит стихотворение)
Но возрожденья весть живая
Уж есть в пролётных журавлях …
Интересно подметил Фет о возрождении. (Николай Рубцов берёт книгу Блока, листает) А Блок-то задумался, о чём это плачут журавли.
Овин расстелет низкий дым,
И долго под овином
Мы взором пристальным следим
За лётом журавлиным...
Летят, летят косым углом,
Вожак звенит и плачет...
О чём звенит, о чём, о чём?
Что плач осенний значит?
Нет у Блока ответа о смысле лёта журавлиной стаи. Не просмотрел журавлей и Есенин. Конечно, у него в Константиново они садились. Эх, надо будет туда съездить.
Отговорила роща золотая
Берёзовым весёлым языком,
И журавли, печально пролетая,
Уж не жалеют больше ни о ком.
(Николай Рубцов задумался, после паузы поёт):
Здесь под небом чужим, я как гость нежеланный,
Слышу крик журавлей, улетающих вдаль,
Ах, как больно душе слышать зов каравана,
В дорогие края провожаю их я.
Вот всё ближе они и всё громче рыдают,
Словно горькую весть мне они принесли.
Так скажите же вы, из какого вы края
Прилетели сюда на ночлег журавли?
Но я-то здесь не под небом чужим. Я – на Родине! Напишу своих журавлей. А хорошо пел Коля Беляков! Да под гитару! Давно это было. Незабвенное Приютино.
И дубы вековые над нами
Оживлённо листвою трясли.
И со струн под твоими руками
Улетали на юг журавли…
Почему же они летают над нами? А где же мои журавли? На моём болоте? Над моим чердаком? В
моей душе? Скоро октябрь. Улетят родные мои. (Николай Рубцов ложится на кушетку, пауза, размышляет вслух)
Меж болотных стволов красовался восток огнеликий…
Вот наступит октябрь – и покажутся вдруг журавли.
(Пауза. Николай Рубцов встаёт и продолжает)
И разбудят меня, позовут журавлиные крики
Над моим чердаком, над болотом забытым вдали.
……………………………………………………………………………….
Вот летят, вот летят… Отворите скорее ворота!
Выходите скорей, чтоб взглянуть на высоких своих!
Вот замолкли – и вновь сиротеют душа и природа
Оттого, что – молчи! – так никто уж не выразит их.
Вода недвижнее стекла.
И в глубине её светло.
И только щука, как стрела,
Пронзает водное стекло.
О, вид смиренный и родной!
Берёзы, избы по буграм
И, отражённый глубиной,
Как сон столетний, Божий храм.
О, Русь – великий звездочёт!
Как звёзд не свергнуть с высоты,
Так век неслышно протечёт,
Не тронув этой красоты.
Как будто древний этот вид
Раз навсегда запечатлён
В душе, которая хранит
Всю красоту былых времён…
Надо черкануть Стасику (Николай Рубцов пишет, звучит песня «В глуши»). О прелестях жизни сообщаю: «Моё прозябание здесь скрашивают кое-какие случайные радости… Ну, например, в полутёмной комнате топлю в холодный вечер маленькую печку, сижу возле неё – и очень доволен этим, и всё забываю.
В общем, всё бы ничего, но иногда очень хочется водки, а её не на что взять, и я проклинаю этот божий уголок за то, что нигде здесь не подработаешь, но проклинаю молча, чтоб не слышали здешние люди и ничего обо мне своими мозгами не думали. Откуда им знать, что после нескольких (любых: удачных и неудачных) написанных мною стихов мне необходима разрядка, – выпить и побалагурить! (Николай Рубцов наливает чай, пьёт)
Вспоминаю иногда последний вечер в ЦДЛ. …Ты знаешь, что я всячески старался избежать шума, как страшно и неудобно мне перед некоторыми хорошими людьми за мои прежние скандальные истории. Да и самому мне это всё надоело до крайней степени». (Николай Рубцов одевает пальто) Надо пойти погулять (Уходит, звучит песня «Сапоги мои скрип да скрип…)
(Николай Рубцов возвращается, достаёт бутылку вина) Вот начальнички! Долго, долго искали! И нашли, наконец! Вывесили меня на доску почёта! Тунеядцев! (Николай Рубцов наливает вино в стакан, выпивает). Я же поэт! Мне думать надо, искать образы, слушать, что присылают сверху. Я же не какой-нибудь эстрадный трепач. Ну не платят мне сейчас за стихи. Или платят смешные деньги. Они что хотят, чтобы я уехал из Николы? А куда ехать-то? С дневного отделения института меня исключили. В общаге гоняются за мной как за преступником. Места у них нет для меня. А почему? Мстят, что ли? Может за стихи: «И жаль мне, и жаль мне разрушенных белых церквей». А не надо было их рушить! Сначала сделай сам что-то, а потом это ломай. Уеду. Уеду я. И в институте мне надо восстановиться. Жаль только Лену и Гету.
(Николай Рубцов садится, пишет)
Ну что ж, прощевайте-бывайте, братья и сёстры (Николай Рубцов поёт фрагмент из
«Прощальной песни»)
Я уеду из этой деревни…
Будет льдом покрываться река.
Будут ночью поскрипывать двери,
Будет грязь во дворе глубока.
Слышишь ветер шумит по сараю?
Слышишь, дочка смеётся во сне?
Может, ангелы с нею играют
И под небо уносятся с ней…
Ты не знаешь, как ночью по тропам
За спиною, куда не пойду,
Чей-то злой, настигающий топот
Всё мне слышится словно в бреду.
Мы с тобою как разные птицы!
Что ж нам ждать на одном берегу?
Может быть, я смогу возвратиться,
Может быть, никогда не смогу.
Что же мне делать? В Москву надо ехать. Без образования мне нельзя. Все задания буду выполнять, а институт кончу. Как бы мне не мешали. Под забором буду жить, а образование высшее получу. Чтоб ни одна сволочь не могла унизить меня.
Я переписывать не стану
Из книги Тютчева и Фета,
Я даже слушать перестану
Того же Тютчева и Фета,
И я придумывать не стану
Себя особого, Рубцова,
За это верить перестану
В того же самого Рубцова,
Но я у Тютчева и Фета
Проверю искреннее слово,
Чтоб книгу Тютчева и Фета
Продолжить книгою Рубцова!..
В паузе между сценами звучит песня «Далёкое» («В краю, где по дебрям, по рекам…»),
музыка и исполнение Юрия Кириенко-Малюгина
(квартира Николая Рубцова в Вологде, стол, стул, софа, пишущая машинка, проигрыватель, портрет Гоголя, картина «Грачи прилетели», не наряженная ёлка, икона на столе).
Николай Рубцов. Два года как не был в Николе. Не забыть мне приезды-отъезды. Паромную переправу в Усть-Толшме. Вся природа грустит или вернее Господь мне указывает, что нельзя мне расставаться с родиной.
Была суровой пристань в поздний час.
Искрясь, во тьме горели папиросы,
И трап стонал, и хмурые матросы
Устало поторапливали нас.
И вдруг такой повеяло с полей
Тоской любви, тоской свиданий кратких!
Я уплывал…всё дальше…без оглядки
На мглистый берег юности своей.
Вижу мои картины. Деревянный мост через Толшму, хороводы на мосту (Николай Рубцов читает из стихотворения «Утро»)
Когда, смеясь на дворике глухом,
Встречают солнце взрослые и дети,
Воспрянув духом, выбегу на холм,
И всё увижу в самом лучшем свете.
Приехал дружок со знойного юга и весь в восторге: какие там пальмы! Пальмы юга. А что эти пальмы против простой русской берёзы? По сравнению с нашей зимой, снегом белым.
Забуду всё.
Займусь своим трудом,
И всё пойдёт
Обычным чередом,
Но голос друга
Твердит, что есть
Прекрасная страна,
Там чудно всё –
И горы, и луна,
И пальмы юга!
Не стану верить
другу своему
Уйду в свою декабрьскую тьму –
Пусть будет вьюга!
Это я ему в ответ! Знаю я свою судьбу. И что мне вся заумная болтовня о жизни и поэзии. (Николай Рубцов читает)
Я люблю судьбу свою,
Я бегу от помрачений!
Суну морду в полынью
И напьюсь,
Как зверь вечерний!
Сколько было здесь чудес,
На земле святой и древней,
Помнит только тёмный лес!
Он сегодня что-то дремлет.
От заснеженного льда
Я колени поднимаю,
Вижу поле, провода,
Всё на свете понимаю.
Вот Есенин –
На ветру!
Блок стоит чуть-чуть в тумане.
Словно лишний на пиру,
Скромно Хлебников шаманит.
Шаманит, шаманит Хлебников. Дурит он, что ли, читателей заумными ходами. Вот Есенин – наша стихия. «Лицом к лицу, лица не увидать, Большое видится на расстоянии». А Блока кто поймёт? Его надо суметь увидеть. Не мог он в открытую сказать, что понимал. Как и я собственно. Пусть читают между строк. Россия откроется тому, кто поймёт поэтов. Я уже сказал: – У нас «сказочный Кольцов». А о нём и его песнях – тишина. Вот Тютчев приезжает в Петербург с Запада. Салон думает, что он будет восторгаться городами, странами. А великий Тютчев им о России, о славянах, о надменности западников.
Летит Россия. А куда? И с кем? Вот даже великий Гоголь дал образ России «птица-тройка», а не сказал ведь, кто ею правит. Меняются времена. Опять вечная развилка. Три дороги. Направо пойдёшь – шиш найдёшь. Налево поедешь – на придурь наёдёшь. Прямо пойдешь – лавры найдёшь, а тебя будут терзать друзья и враги, и слева, и справа. Теперь уже на поезде-экспрессе летит Россия. Куда? И нет ответа. Наверно и сам машинист не знает, по какому пути он едет, кого и куда везёт.
Поезд мчался с прежним напряженьем
Где-то в самых дебрях мирозданья,
Перед самым может быть крушеньем,
Посреди явлений без названья…
Вот он, глазом огненным сверкая,
Вылетает…Дай дорогу пеший!
На разъезде где-то у сарая,
Подхватил, понёс меня, как леший!
Вместе с ним и я в просторе мглистом
Уж не смею мыслить о покое, –
Мчусь куда-то с лязганьем и свистом,
Мчусь куда-то с грохотом и воем.
Мчусь куда-то с полным напряженьем
Я, как есть, загадка мирозданья.
Перед самым, может быть, крушеньем
Я кричу кому-то: «До свиданья!..»
Но довольно! Быстрое движенье
Всё смелее в мире год от году,
И какое может быть крушенье,
Если столько в поезде народу?
Так будет крушенье или нет? Кто ответит? (Николай Рубцов ставит пластинку, звучит песня «Журавли» в исполнении Алексея Шилова)
Николай Рубцов (по окончании песни). Какой молодец Леша Шилов! Почувствовал мою душу! Зачем мне профессиональный композитор, если он не владеет народной мелодией, не слышит Русь? А Лёша – народный композитор. Жаль, что я так не владею гитарой. Но зато у меня гармошка. Не отдам я её душу. Тем более бесу, который ворвался ко мне в комнату в «Сказке-сказочке».
Он вдруг схватил мою гармонь.
Я вижу всё, я весь горю!
Я говорю ему: – Не тронь,
Не тронь гармошку! – говорю.
(Николай Рубцов задумался) А где же братец мой, Альберт? Вот кто играл, и как играл на гармошке! Исчез в поисках смысла жизни, что ли? Ищу и не могу найти его. Спою-ка что-нибудь?
(Николай Рубцов поёт песню «Вечерком»).
Вот сборник мой – «Зелёные цветы». Включил сюда «Журавли», «Привет Россия», «Тихая моя родина», «В минуты музыки» и «О Московском кремле». У нас такая тяжёлая и красивая история!
Мрачнее тучи грозный Иоанн
Под ледяными взглядами боярства
Здесь исцелял невзгоды государства,
Скрывая боль своих душевных ран.
И смутно мне далёкий слышен звон:
То скорбный он, то гневный и державный!
Бежал отсюда сам Наполеон,
Покрылся снегом путь его бесславный…
Обязательно оставляю «Душа хранит», «Добрый Филя», «Поэзия», «Видения на холме», «Русский огонёк», «У размытой дороги», «Синенький платочек», «Зимняя песня», «Звезда полей». Неужели неясно, что самое святое – это наша русская деревня? Вот Есенин же раньше меня спрашивал:
Я ли вам не свойский? Я ли вам не близкий?
Памятью деревни я ль не дорожу?
В потемневших лучах горизонта
Я смотрел на окрестности те,
Где узрела душа Ферапонта
Что-то Божье в земной красоте.
……………………………………………..
Неподвижно стояли деревья,
И ромашки белели во мгле,
И казалась мне эта деревня
Чем-то самым святым на земле…
Что они там в Москве тянут со сборником? Название моё, «Зелёные цветы», не нравится редактору. Нет, мол, зелёных цветов. А то, что я ищу их всю жизнь, его не волнует. Это же моя мечта. А вдруг я их найду. На защите диплома в литинституте никто не возразил же против «Зелёных цветов».
Как не найти погаснувшей звезды,
Как никогда, бродя цветущей степью,
Меж белых листьев и на белых стеблях
Мне не найти зелёные цветы…
Но зато я нашёл мою Россию! (Николай Рубцов читает от души)
Привет Россия – родина моя!
Как под твоей мне радостно листвою!
И пенья нет, но ясно слышу я
Незримых певчих пенье хоровое…
Как будто ветер гнал меня по ней,
По всей земле – по сёлам и столицам!
Я сильный был, но ветер был сильней,
И я нигде не мог остановиться.
……………………………………………………………….
За все хоромы я не отдаю
Свой низкий дом с крапивой под оконцем…
Как миротворно в горницу мою
По вечерам закатывалось солнце!
«Стихи из дома гонят нас». Кто это сказал? Я сказал! А кто это понимает? В четырёх стенах и под потолком в хоромах ничего толкового не напишешь. Сходил я в обком, догадывался, зачем пригласили, на беседу о житье-бытье. Но пришёл Виктор Петрович. Это зачем? Ну, я и высказался. А секретарь обкома предложил: «Давайте, Коля, так договоримся. У нас было желание поговорить с вами по душам, и ничего больше. Если найдёте нужным встретиться с нами, то мы готовы встретиться. Если же не захотите, то так тому и быть».
Да, надо написать в обком (Николай Рубцов пишет, звучит песня «Гость», Николай Рубцов по окончании песни читает)
«Уважаемый Виктор Алексеевич!
Извините, пожалуйста, за беспокойство. И позвольте обратиться к Вам не в форме какого-то заявления, а просто в форме неофициального письма.
Тогда на приёме у Вас, я неважно чувствовал себя, поэтому был рассеян, плохо понимал, что происходит, а это привело меня к какому-то легкомыслию в разговоре.
Теперь же, в совершенно хорошем состоянии, я глубоко сознаю всю серьёзность и справедливость Вашего замечания насчёт того, что мне необходимо упорядочить бытовую сторону своей жизни.
Заверяю Вас, что я не только принял к сведению Ваше замечание, но и что оно послужит хорошим уроком для меня в дальнейшей жизни и, конечно, даст необходимые результаты.
С глубоким уважением» Рубцов
(Николай Рубцов размышляет). И всё-таки спасает меня пока что «Звезда полей».
Звезда полей! В минуты потрясений
Я вспоминал, как тихо за холмом
Она горит над золотом осенним,
Она горит над зимним серебром…
Звезда полей горит, не угасая,
Для всех тревожных жителей земли,
Своим лучом приветливым касаясь
Всех городов, поднявшихся вдали.
Но только здесь, во мгле заледенелой,
Она восходит ярче и полней,
И счастлив я, пока на свете белом
Горит, горит звезда моих полей…
А что мне ответить на вопросы о моей жизни? Оглянулись бы на себя. У каждого грехов выше крыши. А я никому вреда не приношу. В лести не замечен, в холуях никогда не ходил и ходить не буду. Я же моряк! Все мои мысли, вся моя жизнь в моих стихах. Я ведь как на исповеди:
Почему мне так не повезло?
По волнам, давно уже усталый,
Разгонюсь – забуду про весло,
И тотчас швырнёт меня на скалы!
Почему мне так не повезло?
Над моей счастливою любовью
Вдруг мелькнуло чёрное крыло,
И прошла любовь с глубокой болью.
Почему мне так не повезло?
Всё же я своей не веря драме,
Всё стремлюсь, хватаясь за весло,
В океан, волнуемый страстями.
(Николай Рубцов размышляет). Квартиру мне дали. Руководству обкома спасибо «за добро», то есть сначала за комнату, а потом и за отдельную квартиру. Некоторые художества прощали. Надо заканчивать с застольями. Устал я от них.
Да, надо «упорядочить» жизнь. Рыжая начитанная-начитанная пусть ко мне не лезет. Хватит. Пусть убирается во-свояси, забирает свои шмотки. На новый год приедут Лена и Гета. И всё! Ведь как написал я Лене про жеребёнка!
Он увидал меня и замер,
Смешной и добрый, как божок,
Я повалил его на травку,
На чистый, солнечный лужок!
И долго, долго как попало,
На животе, на голове,
С восторгом, с хохотом и ржаньем
Мы кувыркались по траве…
А какую зимнюю картинку «По дрова» я нарисовал Лене!
Пахнет ёлками и снегом,
Бодро дышит грудь,
И лошадка лёгким бегом
Продолжает путь.
Привезу я дочке Лене
Из лесных даров
Медвежонка на колене,
Кроме воза дров.
Нагружу большие сани
Да махну кнутом
И как раз поспею к бане
С веничком притом.
Эх, не складывается пока жизнь. Всё ищу счастье, как зелёные цветы. А в чём оно счастье? Разве в мебели и тряпках? Или в признании? Или в заграницах? Глупость это и мишура! В детях – счастье, в детях! И на родной земле. И больше ни в чём. И не делать зла человеку. Братьям и сёстрам своим по Руси.
Наступает Новый год. Может быть, приедут родные мои из Николы. Ёлка ждёт. И не зря же я написал новый стих «За тост хороший». Передал в газету. Сказали: опубликуют 1 января. Будет подарок Лене и Гете к Новому году.
Теперь шампанского не грех
Поднять бокал за тост
хороший:
За Новый год,
за детский смех,
За матерей, за нас за всех,
За то, что нам всего дороже.
И вспыхнут вдруг со всех сторон
Огней на ёлках бриллианты…
Произнесённый тостам в тон
Свой добрый вологодский
звон
Разносят добрые куранты.
Звучит музыкальный романс (например, «Романс» Г.В.Свиридова). Николай Рубцов выходит на край сцены и спрашивает:
За всё Добро расплатимся Добром?
За всю Любовь расплатимся Любовью?
Звучит «Песня» («Морошка»)
Николай Михайлович РУБЦОВ родился в селе Емецк Архангельской области, рано остался сиротой: детские годы прошли на Вологодчине в Никольском детдоме. Вологодская "малая родина" дала ему главную тему будущего творчества - "старинную русскую самобытность", стала центром его жизни, "землей... священной", где он чувствовал себя "и живым, и смертным".
Проходит армейскую службу на Северном флоте, затем живет в Ленинграде - рабочим, в Москве - студентом Литературного института им. М.Горького, совершает поездку в Сибирь.
В 1962 он поступил в Литературный институт и познакомился с В.Соколовым, С.Куняевым, В.Кожиновым и другими литераторами, чье дружеское участие не раз помогало ему и в творчестве, и в дела по изданию своих стихов.
Первая книга стихов "Лирика" вышла в 1965 Архангельске. Затем были изданы поэтические сборники "Звезда полей" (1967), "Душа хранит" (19691 "Сосен шум" (1970). Готовившиеся к печати "Зеленые цветы" появились после смерти поэта, который трагически погиб в ночь на 19 января 1971. После смерти Н.Рубцова были опубликованы его сборники: "Последний пароход"(1973), "Избранная лирика" (1974), "Стихотворения" (1977).
Николай Михайлович РУБЦОВ: поэзия
О том, что поэзия — чудо, невозможно не думать. И понять это чудо до конца тоже невозможно. Вот, вроде бы, самые обычные русские слова и сочетания — лодка, садик, речная мель, ива. Они могут встретиться в разговоре или в письме, даже — в журналистском репортаже. Но приходит лысоватый, стеснительный молодой человек, бывший детдомовец из села Никольское что на Сухоне, где не осталось ни одного храма (все были порушены), приходит этот вчерашний мореход, слесарь и кочегар, а ныне — студент Литинститута…
Приходит, и негромко говорит или поёт вот такое:
Красные цветы мои
В садике завяли все.
Лодка на речной мели
Скоро догниёт совсем.
Дремлет на стене моей
Ивы кружевная тень,
Завтра у меня под ней
Будет хлопотливый день!
Как будто кто-то невидимый приласкал, согрел тебя этими боговдохновенными строчками, теплой бережливой рукой поднял, вынул из городского, суетливого дня и переместил, перенес в дивную, гармоническую картину, которая начиналась с молчаливой матушки, тихо вернувшейся от колодца с ведром ледяной воды. А ты сидел у окна, подперев голову руками, и горевал о своём безделье. И в горницу вашу лила, тем временем, свой нездешний свет неведомая звезда. Наверное, завтра, после заката, она засветится снова. Но к её появлению, я Бог даст, уже подлатаю свою несчастную лодку…
Четвертому ребенку в семье, будущему великому поэту Николаю Рубцову было шесть лет, когда умерла его мать. Ушедший на фронт отец, с которым они встретились много позже, оказывается, считал своего сына погибшим. А сын уже давно писал, подбирая слова, как полевые ромашки, о том, что никак не походило на его прошлое и настоящее: «О сельские виды! О дивное счастье родиться в лугах, словно ангел, под куполом синих небес!» Знал ли он тогда, неухоженный и полунищий — он, которому будут открывать памятники и мемориальные доски, — о чеканных словах старшего пушкинского друга: «Поэзия есть Бог в святых мечтах земли»?
Источник: ФОМА православный журнал для сомневающихся
РУССКИЙ ОГОНЁК
1
Погружены в томительный мороз,
Вокруг меня снега оцепенели!
Оцепенели маленькие ели,
И было небо тёмное, без звёзд.
Какая глушь! Я был один живой
Один живой в бескрайнем мёртвом поле!
Вдруг тихий свет — пригрезившийся, что ли?
Мелькнул в пустыне, как сторожевой...
Я был совсем как снежный человек,
Входя в избу, — последняя надежда! —
И услыхал, отряхивая снег:
— Вот печь для вас... И теплая одежда... —
Потом хозяйка слушала меня,
Но в тусклом взгляде жизни было мало,
И, неподвижно сидя у огня,
Она совсем, казалось, задремала...
2
Как много жёлтых снимков на Руси
В такой простой и бережной оправе!
И вдруг открылся мне и поразил
Сиротский смысл семейных фотографий!
Огнем, враждой земля полным-полна,
И близких всех душа не позабудет...
— Скажи, родимый, будет ли война?
И я сказал:
— Наверное, не будет.
— Дай Бог, дай Бог... ведь всем не угодишь,
А от раздора пользы не прибудет... —
И вдруг опять: — Не будет, говоришь?
— Нет, — говорю, — наверное, не будет!
— Дай Бог, дай Бог...
И долго на меня
Она смотрела, как глухонемая,
И, головы седой не поднимая,
Опять сидела тихо у огня.
Что снилось ей? Весь этот белый свет,
Быть может, встал пред нею в то мгновенье?
Но я глухим бренчанием монет
Прервал ее старинные виденья.
— Господь с тобой! Мы денег не берем.
— Что ж, — говорю, — желаю вам здоровья!
За все добро расплатимся добром,
За всю любовь расплатимся любовью...
3
Спасибо, скромный русский огонёк,
За то, что ты в предчувствии тревожном
Горишь для тех, кто в поле бездорожном
От всех друзей отчаянно далёк,
За то, что, с доброй верою дружа,
Среди тревог великих и разбоя
Горишь, горишь, как добрая душа,
Горишь во мгле, и нет тебе покоя...
1964
ДО КОНЦА
До конца,
До тихого креста
Пусть душа
Останется чиста!
Перед этой
Жёлтой, захолустной
Стороной берёзовой
Моей,
Перед жнивой
Пасмурной и грустной
В дни осенних
Горестных дождей,
Перед этим
Строгим сельсоветом,
Перед этим
Стадом у моста,
Перед всем
Старинным белым светом
Я клянусь:
Душа моя чиста.
Пусть она
Останется чиста
До конца,
До смертного креста!
1970
ЗИМНЯЯ ПЕСНЯ
Ты мне тоску не пророчь!
Тихая зимняя ночь.
Светятся тихие, светятся чудные,
Слышится шум полыньи…
Были пути мои трудные, трудные.
Где ж вы, печали мои?
Скромная девушка мне улыбается,
Сам я улыбчив и рад!
Трудное, трудное - все забывается,
Светлые звезды горят!
- Кто мне сказал, что во мгле заметеленной
Глохнет покинутый луг?
Кто мне сказал, что надежды потеряны?
Кто это выдумал, друг?
В этой деревне огни не погашены.
Ты мне тоску не пророчь!
Светлыми звездами нежно украшена
Тихая зимняя ночь…
ФЕРАПОНТОВО
В потемневших лучах горизонта
Я смотрел на окрестности те,
Где узрела душа Ферапонта
Что-то Божье в земной красоте.
И однажды возникло из грезы,
Из молящейся этой души,
Как трава, как вода, как березы,
Диво дивное в русской глуши!
И небесно-земной Дионисий,
Из соседних явившись земель,
Это дивное диво возвысил
До черты, не бывалой досель…
Неподвижно стояли деревья,
И ромашки белели во мгле,
И казалась мне эта деревня
Чем-то самым святым на земле…
ЗВЕЗДА ПОЛЕЙ
Звезда полей, во мгле заледенелой
Остановившись, смотрит в полынью.
Уж на часах двенадцать прозвенело,
И сон окутал родину мою…
Звезда полей! В минуты потрясений
Я вспоминал, как тихо за холмом
Она горит над золотом осенним,
Она горит над зимним серебром…
Звезда полей горит, не угасая,
Для всех тревожных жителей земли,
Своим лучом приветливым касаясь
Всех городов, поднявшихся вдали.
Но только здесь, во мгле заледенелой,
Она восходит ярче и полней,
И счастлив я, пока на свете белом
Горит, горит звезда моих полей…
О Человеке: Юрий Лошиц о Николае Рубцове
Есть достаточно подтверждений тому, что поэт сторонился богемы. Подтверждение тому можно найти в его стихах, в его письмах, в воспоминаниях о нём современников. Что стояло за этим?
Его взгляд на богемную среду впервые нашел отражение в стихотворении «В гостях», написанном в 1962 году. Именно здесь - единственный раз у Рубцова - встречаем мы само слово «богема». И здесь же - его развёрнутое определение богемности как стиля жизни.
Да и само подобное стихотворение, где обозначена рубежная твёрдость, легко различим взыскательный прищур, для творчества Рубцова единственное в своём роде. И ещё - нелицеприятность оценок, которая ни до, ни после того в его стихах по отношению к современникам не встречается. Кажется, так заметно, так взыскательно о богеме никто из поэтов, кроме Рубцова, вслух и не говорил - ни тогда, в шестидесятые, ни позже.
1962 год для него - вообще особенная мета. Это время вызревания исповедальных и провидческих одновременно «Видений на холме». Отсюда, собственно, Николай Рубцов и начинается как судьбоносное имя в русской поэзии последних времён.
Уже на подходе такие стихотворные откровения как «Русский огонёк», «Я буду скакать по полям задремавшей отчизны…», «Тихая моя родина», «В этой деревне огни не погашены», «Горница», «Журавли», «Звезда полей»… На пространстве всего в десять лет - какой восхитительный взлёт, какое поистине ангельское парение, пусть и в предчувствии ледяного дыхания!
В его стихи снова, после первых, ещё отроческих, проб, полновластно врываются просторы земли, скорбные и благодатные «сельские виды», прозрачные, как на древней иконе, видения в короне восходящих лучей. Они вытесняют в лирике поэта намеренно жёсткую угловатость морских сюжетов, чёрно-белую графику городского пейзажа и быта, которая так «торчит», когда читаешь «В гостях».
Впрочем, первоначальное название было иным - не «В гостях», а «Поэт». Именно так - в первом сборнике стихотворений Николая Рубцова «Волны и Скалы», изданном машинописным способом в Ленинграде летом того же 1962 года - в количестве всего шести экземпляров. Под таким названием запомнил его и поэт Глеб Горбовский, которому стихотворение было посвящено.
Трущобный двор. Фигура на углу.
Мерещится, что это Достоевский.
И желтый свет в окне без занавески
Горит, но не рассеивает мглу.
Гранитным громом грянуло с небес!
В трущобный двор ворвался ветер резкий,
И видел я, как вздрогнул Достоевский,
Как тяжело ссутулился, исчез…
Не может быть, чтоб это был не он!
Как без него представить эти тени,
И жёлтый свет, и грязные ступени,
И гром, и стены с четырёх сторон!
Я продолжаю верить в этот бред,
Когда в своё притонное жилище
По коридору в страшной темнотище,
Отдав поклон, ведёт меня поэт…
Уже в самом начале в стихотворении намечены штрихи богемной обстановки, которая будет развёрнута дальше, а пока что подкреплена петербургскими видами в духе прозы Достоевского.
Но почему всё-таки последовало переименование: не «Поэт», а «В гостях»? Не потому ли, что автор в описываемой среде ощущал себя именно гостем, нешуточно ошеломлённым, готовым, кажется, уйти не заходя. Такое его состояние красноречиво передано четырьмя строками, отсутствующими в сборнике «Волны и скалы»:
Куда меня, беднягу, занесло!
Таких картин вы сроду не видали,
Такие сны над вами не витали,
И да минует вас такое зло!
Зато лишь в самиздатской книжке 1962 года читаем большой отрывок, изъятый из следующих вариантов стихотворения, как легко понять, по цензурным соображениям. Это первый монолог хозяина-поэта и явление его привычных посетителей.
Он, как матрос, которого томит
глухая жизнь в задворках и в угаре:
- Какие времена на свете, Гарри!
- О! Времена неласковые, Смит…
В моей судьбе творились чудеса!
Но я клянусь любою клятвой мира,
Что и твоя освистанная лира
Ещё свои поднимет паруса!
Ещё мужчины будущих времён,
(да будет воля их неустрашима!)
разгонят мрак бездарного режима
для всех живых и подлинных имён!
…Ура, опять ребята ворвались!
Они ещё не сеют и не пашут.
Они кричат,
они руками машут!
Они как будто только родились!
Они - сыны запутанных дорог…
И вот,
стихи, написанные матом,
ласкают слух отчаянным ребятам,
хотя, конечно, всё это - порок!
И лишь затем следует строфа, сохранившаяся и в рукописи 1964 года, и в сборнике «Зелёные цветы»:
Поэт, как волк, напьётся натощак,
И неподвижно, словно на портрете,
Всё тяжелей сидит на табурете,
И всё молчит, не двигаясь никак.
Хотя считал, что стихотворение в первоначальном виде «содержало гораздо больше строф, нежели в нынешней, посмертной редакции», на самом деле картина несколько сложнее. Итоговый вариант не только потерял, но и приобрёл. Он дополнен вторым монологом поэта, чьё пьяное велеречие - обо всём и обо вся - разочарованный гость сопровождает горькой укоризной:
И думал я: «Какой же ты поэт,
Когда среди бессмысленного пира
Слышна всё реже гаснущая лира,
И странный шум ей слышится в ответ?..»
Это не осуждение, а именно укоризна, сострадательная по сути. Ведь за гаснущую лиру поэта гостю явно обидно. Впрочем, и голос его самого вот-вот исчезнет в «странном шуме»:
Но все они опутаны всерьёз
Какой-то общей нервною системой:
Случайный крик, раздавшись над богемой,
Доводит всех до крика и до слёз.
Как видим, в этом суммированном (с 1962-го по 1971-й) изображении богемы тоже вроде бы нет сугубого осуждения. Скорее тут различаются незлобивая шутка, лёгкий сарказм. Однако в «коллективном портрете» вовсе не случайно присутствует слово «всерьёз». Вес этого слова ещё возрастёт, когда вспомним, что в ранней редакции строка звучала иначе: вместо «Но все они опутаны всерьёз» читалось: «Но всё равно опутан я всерьёз». Не только все они - но и я. Жест самоотстранения появится позже.
В любом случае Рубцов сразу же точно подметил и определил: богема по сути своей невозможна без обязательной спайки, без опутанности «какой-то общей нервною системой». В её наэлектризованное поле хаотично вовлекаются не только люди, их слова, жесты, но и предметы, и состояния природы.
И всё торчит.
В дверях торчит сосед,
Торчат за ним разбуженные тётки,
Торчат слова,
Торчит бутылка водки,
Торчит в окне бессмысленный рассвет.
Такого вот «бессмысленного рассвета» в стихах Николая Рубцова мы, к счастью, больше никогда не увидим.
Казалось бы, тема исчерпана. Поэту больше не было нужды определять богему как таковую. Как стиль поведения, как способ существования в литературе она его больше не интересовала. Последовало лишь два-три лёгких отголоска по мотивам стихотворения «В гостях», близких ему по времени - и всё. Да в стихотворении «Сергей Есенин», написанном тогда же, в 1962 году, Рубцов решительно восстал против расхожего бульварного мнения о кабацкой грусти как основном мотиве творчества любимого поэта.
Грусть, конечно, была… Да не эта!
Вёрсты все потрясённой земли,
Все земные святыни и узы
Словно б нервной системой вошли
В своенравность есенинской музы!
Это сопротивление Рубцова слухам и россказням, опутывающим образ поэта, по сути своей нацелено против богемной среды. Той самой, что и при жизни Есенина, и после его смерти неустанно продолжала подпитывать удобную ей легенду о слабовольном авторе упадочных, грустных мотивов. Легенда вроде бы снисходительно-сочувственная, но как-то она ловко переплеталась с жёсткой прокурорской фразеологией из статей Троцкого и Бухарина.
Нужно ли сегодня, через сорок лет после гибели Николая Рубцова, вспоминать о старой, казалось бы, вполне изжитой тяжбе поэта с литературной богемой?
В предисловии к своим «Волнам и скалам» он писал: «Любая «игра» не во вред стихам, если она - от живого образа, а не от абстрактного желания «поиграть». Это замечание - тоже к портрету среды, запечатлённой в его стихотворении 1962 года.
Неспособная к высокому, вдохновенному труду, богема порывается подменить его всяческими словесными имитациями.
Неразборчивость, игривость, бесцеремонность в обращении со словом, постоянный зуд к словесным подтасовкам, двусмысленностям - родовая черта богемы, озабоченной участием в литературе.
В её обольстительном словоизвержении на каждом шагу мелькают бойкие самооценки: «шедевр», «гений», «гигант», «очаровательно», «изумительно»… «бесподобно», «божественно», «чудно», «восторг», «блеск».
В типичном богемном притоне беспрерывно клокочет неимоверное варево. Тут всё вперемешку: лесть, сплетня, велеречие, оговор, анекдот, бахвальство, сюсюканье, всё плоское, подлое, пошлое, выспреннее…
Особенно лесть - она тут звучит постоянно, как мелкая разменная монетка.
Богема беспрерывно обязана мелькать вокруг чего-то подлинного. Как стая мотыльков возле горячей лампы.
Текучая, ненадёжная, капризная, ускользающая масса, - она во всё хочет вмешиваться и всё обсуждать, ни за что по сути не отвечая. Она завистливо подделывается под всё жизненное, настоящее, достоверное, а когда её уличают в смехотворности её потуг на самостоятельную жизнь, она тут же забывает свой льстивый тон, становится холодной, злопамятной, вкрадчиво-мстительной… «И плюет на алтарь, где твой огонь горит, И в детской резвости колеблет твой треножник».
Пушкин у нас первым дал ей имя, определил её как чернь. С тех пор она беспрестанно перетекает из салона в салон, из подвала в притон. И это она наконец придумала для себя липкое местопребывание и занятие: тусовка, тусоваться…
А что Рубцов? По сути, современная богема, как ей и предписано, не в состоянии понять и принять Рубцова. Язык рубцовских звёзд - для неё чужой, слишком деревенский. Рубцовское высокое чувство Родины, родной веры ей претит.
Не зная, куда ещё податься, иногда она вдруг пускается без удержу подражать ему. Но кроме пьяненького надрыва, крикливо-лицемерных признаний любви к России ничего у неё не выходит. Только расписывается в своей душевной и духовной расслабленности и расхристанности.
Проглядев большой прилив народной любви к слову Николая Рубцова, она, богема, суетливо законодательствует теперь в «моде на Рубцова», - «торчит», по его меткому слову, на разных эстрадных подмостках со своим графоманским музыкальным перебряком к его стихам. Да, ей бы так хотелось поглотить его своим попсовым селем, вытеснить высокие смыслы его лирики из сознания старых, а особенно новых поколений.
Напрасные старания. Как Пушкин и Тютчев, как Некрасов и Есенин, Николай Рубцов не отделим от неколебимых основ русского мира.
Звезда полей во мгле заледенелой,
Остановившись, смотрит в полынью.
Уж на часах двенадцать прозвенело,
И сон окутал родину мою...
Звезда полей! В минуты потрясений
Я вспоминал, как тихо за холмом
Она горит над золотом осенним,
Она горит над зимним серебром...
Звезда полей горит, не угасая,
Для всех тревожных жителей земли,
Своим лучом приветливым касаясь
Всех городов, поднявшихся вдали.
Но только здесь, во мгле заледенелой,
Она восходит ярче и полней,
И счастлив я, пока на свете белом
Горит, горит звезда моих полей...
Николай Рубцов. «Звезда полей»
Николай Михайлович Рубцов(1936-1971), русский советский поэт.
Родился 3 января 1936 в поселке Емецк Архангельской области; сын погибшего в войну политработника. В 1942 умерла его мать, и Николая направили в Никольский детский дом Тотемского района Вологодской области, где он окончил семь классов школы. Здесь в гражданском браке с Генриеттой Меньшиковой родилась его дочь Елена.
Учился в лесотехническом техникуме г. Тотьма. С 16 лет скитался по стране, был библиотекарем, кочегаром на рыболовном судне, нес срочную службу на Северном флоте, работал в Ленинграде на Кировском заводе (кочегаром, слесарем). В 1962-1969 учился в Литературном институте им. М. Горького.
Печататься Николай Рубцов начал с 1962. Опубликовал сборники «Лирика» (1965), «Звезда полей» (1967), «Душа хранит» (1969), «Сосен шум» (1970), «Зеленые цветы» (1971). Посмертно издан последний стихотворный сборник Николая Рубцова «Подорожники» (1976). В сложной, тонко разработанной структуре поэзии Рубцова, многообразной ритмически и лексически, привлекают свежесть и острота восприятия, сопоставимая с художественным видением раннего В. Маяковского, философичность, заставляющая вспоминать о лирике Ф. Тютчева, фольклорная образность в духе поэтики С. Есенина («Топ да топ от кустика до кустика…» - стих. «Подорожники»), субъективно-эмоциональное ощущение постоянной связи с природой, родственное фетовскому. Лучшие из не всегда ровных по мастерству стихов поэта-самородка ставят их автора в первый ряд русских поэтов XX века. «Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны», «Прощальное» («Печальная Вологда дремлет…»), «Тихая моя родина», «Осенние этюды» («Огонь в печи не спит, перекликаясь…»), «Вечернее происшествие» («Мне лошадь встретилась в кустах…») и др.
Поэт занимался также художественными переводами.
Умер Николай Рубцов в Вологде 19 января 1971 в результате нелепого инцидента, а именно: семейной ссоры со своей невестой, начинающей поэтессой Людмилой Дербиной (Грановской). Судебное следствие установило, что смерть наступила в результате удушения. Людмила Дербина была осуждена на 7 лет. Биографы говорят о стихотворении Рубцова «Я умру в крещенские морозы» как о предсказании даты собственной трагической смерти.
Выпал снег - и все забылось...
Зимняя песня
Привет, Россия
Про зайца
